Название: «My private eclipse», а по сути - "Когда сойдёт волна - 3"
Автор: Tari-Hikari
Бета: нет
Пейринг: Гриммджо/Ичиго
Жанр: меняем местами слагаемые - флаффный ангст
Рейтинг: R
Фендом: Bleach
Дисклеймер: я - не я, яойка не моя. (Кубо, вы - наше всё.)
Статус: завершен
Примечание: возможен ООС, сопли, сцены насилия, смерть персонажа (временная?.. вроде не временная... короче, сами поймёте)
Содержание: Гриммджо и Ичиго начинают жить вместе.
От автора: в эпиграфе использована строка из песни группы "Fleur" и высказывание циничного менестреля из книги О.Громыко. (и иже с ним пара идей стырены оттуда же) И да, я опять украла одно предложение из рассказа Аш-ки.
Разрешение на размещение получено
Днев автора
От меня. Фик роскошный!
Часть первая
Глава 1.
Глава 2.
Часть вторая
Глава 1.
Глава 2.
Часть третья
Глава 1.
Глава 2.
***
Да. Пустота вернулась. Мучительно и гадко, Гриммджо увязал в ней, падал с головой, не в силах остановиться или затормозить падение. Да он и не сопротивлялся. И утопал до тех пор, пока тьма вокруг не стала густой как чернила, осязаемой и холодной. Черными ручейками забираясь под кожу, она поглотила его целиком, всё его существо.
***
Время плыло в неизвестном направлении, каплями воды минуты стекали в пустоту небытия. Мысли путались и завязывались в узлы, но Джагерджак точно знал одно - он жив.
Потому что после смерти не может существовать такая адская боль.
Через силу разлепляя глаза, он находит себя лежащим на холодном полу главного зала Лас-Ночес. Перед ним, на массивном каменном троне величественно восседает Айзен. Доброжелательные глаза смотрят почти с отеческой нежностью.
Гриммджо хочет просто исчезнуть, закрыть глаза и вернуться во тьму, но сильный пинок в живот заставляет его подняться на четвереньки и громко закашляться.
Какая-то вялая, блеклая мысль проплывает среди шума в голове:
«Это Тоусен».
-Встань, когда с тобой разговаривает Владыка!
Чужая речь заставляет сознание Гриммджо выплыть на мучительное мелководье осмысления реальности. Голос Айзена звучит как журчание ручья, против воли успокаивает, словно прохладной водой остужает ожоги.
-Гриммджо, я рад, что ты всё же выполнил моё поручение. Я просил тебя доставить сюда Куросаки Ичиго. Живым или мертвым. И, пусть даже таким странным способом, ты выполнил моё поручение.
«Нет. Он жив. Он не мог. Заткнись. Заткнись, заткнись, мать твою!»
Гриммджо не может собраться даже для того, чтобы просто ответить.
Владыка продолжает говорить:
-Как ты понимаешь, ты уже не сможешь вернуться в мир живых. Как ты посмотришь в глаза всем тем людям, чьего друга ты убил? Я не могу вернуть тебе твоё место в Эспаде, но, отныне и навеки, я сделаю тебя номером 106.
Жгучая боль обжигает спину арранкара - татуировка меняет свои очертания.
«Да какая, к черту, разница? Он жив. Заткнись, ублюдок!»
-Надо было бы уничтожить тебя как отступника, но твоя сила может еще пригодиться мне. Ты ведь не против, Гриммджо Джагерджак? - слаще сахара звучит мелодичный голос. - Тебе ведь уже все равно, правда? И, знаешь. Куросаки Ичиго мертв, я уверяю тебя.
«Нет. Заткнись. Заткнись.»
-Увести его.
***
Гриммджо стоит среди бесконечных песков Хуэко Мундо, под вечным холодным небом. Его силуэт насквозь пронизан тонкими нитями света какой-то нереальной, искусственной луны. Он ждет, когда небо упадет на него, бушующей волной света сожжет его жизнь, сотрет в пыль сам факт его существования - такого бесполезного и нелепого.
Но небо не падает. Самоуверенное, абсолютно правильное в своей вечности и рациональности, оно смеется над ним, ухмыляется бездонной темнотой, дразнит оскалом новорожденной луны.
«Как бы закончить это всё?»
Перерождение? Он слишком долго боролся, чтобы убить себя.
Сбежать? Он не сможет вернуться в пустоту той квартиры.
Ему некуда идти.
Он будет ждать смерти здесь - в месте, где смерть - первооснова всего.
***
Теперь он знает точно, что такое - абсолютная пустота.
Как глупо было жаловаться на какие-то неудачи в прошлом.
Маленький проблеск солнца появился в кромешной тьме его полужизни. У него наконец появилось что-то, чем можно было дорожить, что-то своё. Кто-то, кто не пожалел бы жизни ради него. Кто-то, кто полюбил его таким, какой он есть.
И тут всё рассыпалось прахом. Всё пропало в одночасье.
Но, даже не это главное.
Сбылась давнишняя глупая мечта - он убил Его. Он сам, своими руками уничтожил единственную ценность своей жизни.
Солнце. Оно исчезло.
Гриммджо слышит, как стучит его сердце. Но то, другое, самое важное в жизни сердце - уже не стучит. Самое важное дыхание в его жизни прервалось. Он сам прервал его. А собственное его дыхание - оно не нужно никому. Оно опостылело ему самому в эти страшные дни.
***
В первый раз он видит Его лишь мельком. Всполох растрепанных рыжих волос на секунду рушит сумбурную упорядоченность песчаной бури. Срываясь в сонидо, пронзенный насквозь отчаянной хрупкой надеждой, Гриммджо не находит никого в беспорядочном мельтешении мириадов песчинок.
«Наверно, я схожу с ума»
***
Второй раз Он приходит в его комнату, когда Гриммджо, впервые за несколько дней, наконец засыпает. Сладкая мягкость карих глаз всё же отравлена ненавистью. Шепот разносится по пустой комнате, многократно отражаясь эхом от стен:
«Ты ведь хотел этого? И ты убил. Ты - убил. Я -любил.»
Но, стоит Джагерджаку приподняться на кровати, как темный силуэт у двери исчезает.
***
Каждодневная агония.
Почти через силу заставлять себя смотреть вперед, поднимать голову вверх.
Нет сил.
Зрачки расширяются. Глаза темнеют. Скоро темнота заберет его глаза.
Запрокидывать голову назад. Почти на грани забытья, почти в обмороке.
Почти ничего не видеть.
«Я точно схожу с ума»
***
В третий раз Он вновь появляется в его комнате. Тонкая черная фигурка стоит у окна, на фоне ослепительно голубого неба. Он смотрит на Джагерджака. Зло и внимательно.
-Я люблю тебя, Гриммджо.
И тут арранкар просто не сдерживается. Такого с ним еще никогда не было. Он почти слышит, как тихо тренькает натянутая ниточка нервов, и все волнения последних дней разом выливаются в этот крик, в агонию его гордости.
-Не смотри!!! Не смотри на меня этими чертовыми глазами!!!
Сильное тело хищника сводит судорогой. В отчаянии он обхватывает голову руками.
Секста не хочет ни видеть, ни слышать синигами. Точнее, он не хочет, чтобы Он видел его в таком состоянии. Что-то прохладное касается плеча Гриммджо.
И тут же раскаяние жгучей волной проходит по его телу, заставляя согнуться еще больше и завыть. Не совсем соображая, что и зачем он делает, но, всеми силами желая прекратить эту пытку, он с размаху ударяет синигами в живот.
Синие глаза удивленно расширяются, когда его рука проходит сквозь худощавое тело.
Видение рассыпается черным пеплом. Гриммджо поднимает воспаленные стыдом и отчаяньем глаза, на миг задумывается.
«Так вот в чем дело. Это иллюзии. А чьи? Ну, конечно... Иллюзии Айзена. Он решил таким образом помучить меня. И сколько это будет продолжаться? Год? Два? Вечность?
Нет. Пока я не сойду с ума.Что ж, он отлично подгадал с наказанием»
Да, это идеальная, изысканная в своей простоте пытка. Личный ад Гриммджо Джагерджака.
***
Гриммджо патрулирует окрестности Лас-Ночес. Гриммджо отдает распоряжения низшим по статусу пустым, исполняет редкие приказы сверху. Это помогает отвлечься.
Всё как раньше. Только вот.
Просыпаясь каждый день, открывая глаза, вдыхая раскаленный после душной ночи воздух и обрекая себя на новое повторение вчерашнего дня, утром, когда никто не видит, он выбирал себя. Выбирал единственную из тысячи возможных моделей поведения. Выбирал стальную холодность синих глаз. Выбирал не тронутые улыбкой губы. Выбирал пальцы, что никогда не знали о ласке.
Одно слово поперек его слова, один косой взгляд - и незадачливые пустые и арранкары рассыпались прахом, уничтоженные его серо.
И так продолжалось уже почти неделю.
***
Со временем он научился находить недочеты в иллюзиях Айзена. Ему на руку сыграло то, что по свой сути он был хищником, а значит, имел превосходный нюх. Владыка этого не учел.
Хотя Айзен особо и не старался, раз делал копии просто туманными миражами. А возможно, мучил Гриммджо тем, что он не мог прикоснуться даже к иллюзии.
Конечно, миражи были практически совершенны - запах призрачного Ичиго был очень схож с настоящим, но Гриммджо всё равно чувствовал разницу. Изысканная подделка - почти идеальная, только прозрачнее, легче и без этого жаркого чувственного мистраля на дальнем заднем плане.
Значит - это не Ичиго.
Значит - он ещё не сошел с ума.
***
Восьмой сидит на карнизе, мотая ногой.
Одиннадцатый оттирает кровь с лица тыльной стороной ладони, шепчет проклятия.
Шестнадцатый встречает его в коридоре, смотрит осудительно.
Двадцать пятый просто проходит мимо, опустив глаза.
Все они были разбиты в пыль уже через несколько секунд после появления.
***
Двадцать восьмого Гриммджо видит у двери своих покоев.
Он идет медленно, опираясь о холодные белые стены плечом, волоча за собой большой черный меч - весь в подтеках уже запекшейся крови.
Гриммджо наблюдает за ним со спины - видит, как тот добирается до входа, схватившись за ручку двери, как утопающий - за спасательный круг. Дрожащей рукой нашаривает щеколду, бестолково дергает её, вероятно, уже мало что соображая. Всхлипнув от обиды, тяжело наваливается на дверь. И разочарованно сползает по косяку. Не удерживаясь, садится на пол, неловко подвернув под себя левую ногу.
Гриммджо просто молча обходит призрак, стараясь не всматриваться. Переступает через длинную ногу иллюзии, сам открывает дверь.
«Когда же это кончится?»
Подходя к окну, он слышит тихое движение за своей спиной.
-Гриммджо.
Джагерджак оборачивается. Призрак стоит у входа, опираясь на косяк, усталым взглядом осматривает его с ног до головы.
-Гриммджо. Вот я и пришел.
Арранкар не реагирует. Ни один его мускул не приходит в движение. Ни одна эмоция не мелькает на равнодушном лице. Его душа выгорела дотла. Он уже почти ничего не чувствует, ему даже почти не больно. Абсолютно спокойно он осматривает фигуру у двери.
Иллюзия выглядит не ахти. Этот призрак гораздо тоньше, чем был Ичиго. Хилые руки покрыты мозолями. Впалые щеки грязны от пыли. Форма вся будто потрепалась и изодрана в клочья. Висит на нем, как на вешалке. Будто скелет, обтянутый кожей. Только глаза такие же - яркие, живые, хоть под ними и залегли глубокие сиреневые тени. Потрескавшиеся губы дрожат в едва заметной улыбке.
-Гриммджо. Наконец-то я нашел тебя.
Мираж делает шаг к нему навстречу. Джагерджак возводит глаза к потолку, ровным голосом говорит в пустоту:
-Айзен-сама, теряете навыки. В этот раз совсем не похож.
Призрак замирает, не дойдя до арранкара пару шагов. Смотрит удивленно, жалко пошатывается.
-Гриммджо, о чем ты? Это же я.
Покрытая россыпью шрамов рука тянется к арранкару. Джагерджак замахивается что есть силы, желая продырявить насквозь, рассеять это жалкое подобие Ичиго в дым.
И тут.
Его рука не проходит сквозь мираж. Она ударяет по выступающим ребрам, откидывая хилое тело к стене. Секста застывает на месте, чуть шевелит пальцами, не веря своим ощущениям. Сбоку раздается хриплый кашель.
Исхудалая фигура тяжело поднимается, упрямо встряхивает копной рыжих волос. Стирает рукой кровь, одним тонким ручейком текущую изо рта, прикрывает ладонью обиженную улыбку. Нервно и хрипло смеется:
-Ничего себе встреча. Ты остался такой же сволочью, какой и был, Гриммджо
Джагерджак не может пошевелиться. Он просто застывает у окна, оглядывая пришельца с ног до головы.
«Этого не может быть. Это нереально. Это иллюзия»
Он замечает крошечное белое пятно на форме синигами. Из-за ворота косоде выбился тонкий кожаный шнурок с ослепительно белым клыком. Его клыком. Айзен не мог этого знать.
Арранкар в ужасе отскакивает подальше от призрака.
-Этого не может быть. ты мертв. Я сам. я сам убил тебя.
Мираж снова пошатывается, опирается руками о меч.
-Правда? Странно, я бы наверно заметил, если умер. - ломкие извивающиеся тени скользят в глубине карих глаз. - Знаешь, я шел к тебе так долго. Я так устал. Но. Ты сказал, что мы встретимся в конце пути. Поэтому я шел.
Гриммджо отстраняется еще на шаг. Сердце бешено колотится в груди, почти разрывая грудную клетку. Какая-то дикая паника пронзает тело от плеча - и вниз - по спине, острыми ледяными когтями.
А призрак продолжает говорить:
-Ты наверно снова в Эспаде, да? Знаешь, это не важно сейчас. Я шел. Я шел просто спросить тебя. Мне все равно, предал ты меня или нет. Мне все равно, если ты решил вернуться в Эспаду. Я прекрасно понимаю, что мир живых никогда не заменит тебе Хуэко Мундо. Я. Я просто хотел спросить - не хочешь ли ты вернуться обратно. Обратно, со мной? К нам домой.
Гриммджо не понимает где он, с кем он, зачем он здесь. И что происходит. Он смотрит в изломанные болью карие глаза. Он понимает, что это невозможно, абсолютно, изначально, в своей первооснове нереально. Глупо надеяться.
Но.знакомый запах щекочет нос. Этот запах.
Арранкар срывается с места, в одном подскоке подлетает к хрупкой черной фигурке. Прижимая к себе худое вздрагивающее тело, Джагерджак проводит чутким носом по шее парня, там, где под тонкой, почти просвечивающей кожей бьется пульсом венка, к плечу. Касается щекой едва теплой щеки, зарывается лицом в пыльные рыжие волосы.
Но это ведь тот самый запах. Запах жизни.
Сбивчивое дыхание мальчишки совсем как раньше щекочет шею.
-Гриммджо.Ты меня сейчас задушишь. Отпусти пожалуйста.У меня, кажется, пара ребер сломаны.
И Гриммджо отпускает. Он берет лицо парня в свои руки так бережно, будто держит бесценную хрустальную вазу. Синие глаза горят безумным огнем.
-Ичиго? Ичиго, это правда ты? Скажи еще что-нибудь.
Рыжеватые ресницы тихонько подрагивают из-за неровного дыхания арранкара.
-Ты придурок. Конечно это я, кто же еще?..
И Гриммджо почему-то верит. Это привычное оскорбление убеждает его лучше, чем любые пылкие заверения. Он проводит рукой по пыльной щеке парня, по широкому лбу, по губам, по острому подбородку.
И снова - любимые и ненавистные карие глаза наливаются, наполняются до краев такой мягкостью, такой пронзительной теплотой.
-Гриммджо, ты вернешься со мной?
Черный меч падает на каменный пол, глухо звякнув. Тонкие руки оплетают широкую спину арранкара.
-Заткнись, рыжий придурок.
И, словно в первый раз, волнительно и жадно, Ичиго покрывает поцелуями лицо Гриммджо, его шею и ниже - горячую кожу, не прикрытую курткой. От первой же ласки Джагерджак весь сжимается, ссутуливается, но потом словно опьянение накрывает его: большего счастья на его лице, чем в тот момент, когда он, откинув назад голову, подставлял поцелуям Ичиго подбородок и шею, не было, кажется, никогда.
Губы Гриммджо нашли рот Ичиго и, вцепившись, зажали его вдох. Языки встретились и оттолкнулись. Поцелуи были настолько жестоки, словно каждый из двоих старался причинить как можно большую боль другому. Острые зубы то тут, то там разрывали плоть, и вскоре у обоих губы были в крови.
Но, это была правильная боль, как раньше - одна на двоих.
Они снова вместе.
***
-О, поглядите-ка, как мило.
Ослепляющий жар серо заставляет Джагерджака на миг зажмуриться.
Удар приходится Ичиго по плечу, не задевая арранкара. Куросаки пошатывается, отступает на шаг и размыкает объятья.
Разочарованно цапнув рукой пустой воздух, Гриммджо оборачивается к нежданному гостю.
Это какой-то новый арранкар, Гриммджо его не знает. Но реяцу, исходящая от него, очень сильна, поэтому бывший Секста отодвигает Куросаки за свою спину, злобно шипя:
-Эй, тебя разве не научили, что трогать чужое - плохо?
Зеленоволосый арранкар смеряет его презрительным взглядом.
-Что, какой-то 106-ой будет так со мной разговаривать?
Гриммджо сплевывает под ноги чужаку. Образуя в руке небольшой огонек серо проводит пальцами по спине, выжигая лишние цифры - 1 и 0.
-К твоему сведению, ублюдок, я бывший Шестой!
Арранкар гаденько хихикает, отбрасывая зеленую челку со лба.
-Ну что ж... К твоему сведению, я нынешний Пятый!
Ичиго удивленно дергается за спиной Джагерджака.
-Так это ты связался с нами через Урахару? Это всё твоих рук дело?
-Ну как - моих. - арранкар небрежно крутит в руках небольшой меч, - всё идет от Айзена-сама. Он рассчитывал одним ударом уничтожить тебя, временный синигами и заново приручить этого голубоволосого выродка. Поэтому он инсценировал твою смерть. Простенькая и удачная иллюзия - твое тело рассыпается на духовные частицы, и бывший Секста у нас в руках. Айзен-сама был уверен, что скоро он не стал бы реагировать ни на что, и превратился бы просто в послушную пешку. А я гоняюсь за тобой уже вторую неделю, синигами. Мы специально распустили слухи о возвращении Шестого в Эспаду, чтобы ты пал духом. Но, к сожалению, ты нашел Шестого раньше, чем я нашел тебя. Очень жаль, ведь сейчас ты - такая легкая, вкусная добыча. - арранкар гаденько похихикивает, длинным языком облизывая сталь меча. - Что ж, придется уничтожить вас обоих. Можете попрощаться, если хотите.
Гриммджо, не говоря Пятому ни слова, бережно приподнимает Куросаки и сажает на кровать. Уткнувшись лбом в лоб синигами, горячо шепчет:
-Ичиго, подожди немного, ладно? Просто потерпи чуть-чуть, я быстро.
Нехотя отстраняясь от удивленно хлопающего ресницами мальчишки, арранкар вытаскивает белоснежную катану из ножен.
-Рррр. Мне плевать, какой у тебя номер, ублюдок. Я просто должен одолеть тебя! Порви его в клочья, Пантеррра!!!
***
Едва вырвавшись за пределы Лас-Ночес, Гриммджо раскрывает зияющую дыру гарганты и ныряет в нее, как в омут с головой.
Да, он победил.
А теперь он бежит. Он убегает с поля боя.
Но ведь это не важно. Не важно, что правая рука висит вдоль тела плетью, что тени вокруг начинают блестеть красным, что темнота уже туманит его взор.
Через его плечо перекинуто хрупкое тело в черных одеждах.
«Ичиго все-таки вырубился. Устал, мелкий придурок»
И важнее всего - унести его отсюда, из места, что высосало все его жизненные силы.
***
Заспанная Иноуэ открывает дверь, кутаясь в халат и протирая глаза рукой. Натыкаясь на пристальный взгляд ледяных синих глаз, она коротко вскрикивает. Гриммджо отодвигает её от входа, вносит безвольно обвисшее в единственной действующей руке тело, аккуратно кладёт на пол и садится рядом.
Коротко, но глубоко вздыхает.
-Орихиме, пожалуйста.
И Иноуэ понимает. Не спрашивая ни о чем, разворачивает над ночными визитерами золотой купол двойного щита возврата. Присаживается за столик рядом. И смотрит, смотрит во все глаза.
Пальцы арранкара, о жестокости и силе которых она знает не понаслышке, сейчас с такой нежностью скользят по шее Ичиго, проверяя пульс. Гриммджо, с трудом опираясь на локоть, ложится рядом с синигами, подтягивает его ближе, кладет рыжую голову к себе на грудь. Будто, выполнив самую главную задачу в своей жизни, израсходовав предельный запас сил, всё его тело расслабляется, мощная мускулатура словно опадает. Синие глаза вздрагивают едва заметными иглами зрачков и закрываются.
Иноуэ видит сквозь золотую гладь сферы, что уже через несколько минут арранкар засыпает. Она ложится на кровать рядом и снова смотрит, жадно запоминая, наполняясь до краев чужой, сладкой, нереальной любовью. Слезы, чистые как первый снег, градом обжигающих капель вытекают из печально опущенных серых глаз.
-Сора, братик, посмотри. Я так счастлива сейчас.
***
Две пары глаз - синие и карие, распахиваются одновременно, как только щелкает механизм дверного замка. Орихиме ушла в школу.
Гриммджо приподнимает правую руку, осторожно двигает пальцами, проверяя чувствительность. Удостоверившись, что всё хорошо, он перекладывает руку на талию Ичиго и притягивает его еще ближе к себе, так, что нос парня почти упирается ему в подбородок.
Ичиго тоже приникает к нему, захлебываясь жаром кожи арранкара, пышущим во все стороны; таким мучительно знакомым теплом. Тихо шепчет:
-Привет.
Тонкие губы Гриммджо вздрагивают, заставляя Ичиго удивленно распахнуть глаза. Такой улыбки у арранкара он еще не видел. Да что уж говорить, он никогда не видел такого выражения лица у хамоватого и наглого Джагерджака! Он бы даже не поверил, что такое может быть.
Сейчас, в эту минуту, абсолютная, будто обволакивающая с ног до головы нежность исходила из синих глаз, проникала во все клеточки тела, согревая изнутри. Гриммджо прижимается лишенной маски щекой ко лбу Куросаки, втягивает носом воздух. Потом, чуть опустившись, зарывается лицом в его волосы, проводит губами по тонкой шее синигами. Ичиго застывает, боясь пошевелиться, не решаясь вырываться или отвечать арранкару.
Это слишком странно. Джагерджак будто пьет его запах, его реяцу - через тонкую кожу, пытается придвинуться еще ближе, коснуться везде и сразу. Он покрывает поцелуями лицо юного синигами, ласково, едва касаясь губами, дышит часто-часто.
Не наскакивает, как обычно, со звериной жадностью, не отбирает ласки почти силой - сам ласкает, да так нежно - отдавая всего себя и не прося ничего взамен.
Но, вот он замирает, уткнувшись щекой в шею Куросаки, и, будто приходит в себя. Хитрый синий глаз раскрывается, опаляя холодом самой жестокой зимы.
-Скажешь кому - убью, понял?
Куросаки тяжело переводит дыхание.
-Да мне никто и не поверит.
***
Весь этот день Гриммджо ни на минуту не отпускает Ичиго от себя, следит за ним настороженным и внимательным взглядом. Словно боится, что тот опять исчезнет.
Выпроваживает за двери их квартиры всех сочувствующих и друзей, чтобы через минуту вернуться и снова прижать исхудавшее тонкое тело к себе, еще раз проверить - да, это не сон и не иллюзия. Мальчишка реален.
Ичиго не сопротивляется и ничего не говорит, понимая, что может сильно обидеть Гриммджо. Видно, что тому самому неловко за неожиданный выплеск нерастраченной нежности, но он просто не находит в себе сил сдержаться.
Как умирающий от жажды он, захлебываясь, лакает, выпивает до капли всё, что связано с синигами. Жадно всматривается в мягкие карие глаза. Постоянно обнюхивает его шею и волосы. С нескрываемой грустью гладит истончившиеся руки парня. И постоянно повторяет его имя.
-Ичиго, - и сильная рука ложится на плечо синигами.
-Ичиго, - и жаркие губы приникают к его щеке.
-Ичиго, - и требовательные пальцы запутываются в рыжих вихрах.
Он изучает - внимательно, собранно, не упуская из вида даже самых мелких деталей.
Слишком сложно поверить правде после такого количества лжи. Слишком больно будет ошибиться снова.
Секста вытирает волосы Ичиго после душа полотенцем, готовит чай и кормит мальчишку с рук оставшейся в доме после многих дней отсутствия едой.
Он пытается поверить.
***
Они ложатся спать поздно, уже за полночь. Ичиго садится на кровать и легонько дотрагивается до плеча притихшего арранкара. Тот вздрагивает и недовольно хмурится, наконец решаясь выразить словами свои терзания:
-Черт. Прости меня, Ичиго. Я не могу. Я просто не могу полностью поверить, что это ты. Я видел тебя мертвым, а потом видел 28 твоих копий. Я словно не вернулся из Хуэко полностью. Думаю, часть меня останется там навсегда.
Ичиго глубоко вздыхает, подбирая нужные слова. Он не умеет красиво говорить, но сейчас это и не нужно. Не нужно напускного лоска, нужно просто выложить всё, что на сердце - честно и открыто.
-Гриммджо, пожалуйста, перестань сомневаться. Хватит мучить себя. Всё закончилось. Всё в порядке. Посмотри на меня - я реален. Я здесь, с тобой. Я сделаю что угодно, чтобы помочь тебе. Хочешь - бей меня, как раньше, рви в клочья, считай своей добычей, смейся надо мной, издевайся. Я готов на всё. Я слишком долго искал тебя, чтобы сомневаться в чем-то. Я люблю тебя, и.
Куросаки говорит, говорит и говорит. Так уверенно и веско. Как будто главное сейчас - ни за что не останавливаться, не допустить тишину и пустоту в душу арранкара. Успокоить истерзанное существо.
Гриммджо замирает на кровати, вслушивается внимательно - скорее не в слова, а в интонацию парня. Он слегка вытягивает шею, боясь пропустить хотя бы короткий звук.
И почему-то снова верит. Почему он постоянно верит этому мальчишке?.. Кто знает.
И.
Это получается как-то самой собой, просто и... естественно. Ичиго замолкает, обнимает арранкара за шею, тот - совершенно автоматически - делает то же самое... А затем их губы соприкасаются, и весь остальной мир разлетается вдребезги и со свистом несется куда-то прочь.
...Потом, они торопливо срывают друг с друга ставшие помехой тряпки. Наверняка, было бы проще и быстрее, чтобы каждый разделся сам, но это означало бы - оторваться хоть на мгновение, перестать касаться, чувствовать... И они путаются в одежде и простынях, не переставая при этом искать того, второго, губами - так, словно каждый поцелуй был одновременно последним... и первым.
Уже не кровь течет под кожей - жаркий адский огонь. И снова, как в первый раз - нездешнее, такое сладкое сюрреалистичное тепло тонкими ниточками опутывает грудь, живот и ноги.
И. Это было похоже на бой.
Не на киношный, с пафосными речами и рваньем одежды на груди, а на тот, реальный, смертный. Когда встаешь молча, понимая, что лишь одно в голове, и некогда отвлекаться на вопли... Просто выкладываешься весь, без остатка. Да так, что становится уже всё равно, жив ты или убит.
Кажется, Ичиго кричал. Истосковавшись по жаркой, немного постыдной боли от каждого прикосновения; теплу, пышущему от тела арранкара. Руки Гриммджо, его губы - они не были жестоки как обычно, они были не там и делали не то, что раньше. Горячий и чуть шершавый язык внимательно исследовал тело юного синигами, зализывал оставшиеся царапины и ожоги. Ичиго думал, что, вот сейчас - еще чуть-чуть, и он просто умрёт. Хриплый голос, повторяющий его имя, уже сам по себе срывал с катушек.
Гриммджо с огромным трудом сдерживал рвущееся из горла рычание, ему казалось - еще секунда, и он вернется в свою истинную звериную форму и разорвет мальчишку на клочки, только чтобы обладать им полностью. Переживания были такими, что в некоторые моменты Секста совершенно переставал понимать, кто он на самом деле - пустой с душой человека, или, может, заблудившийся синигами с силами пустого. Несколько раз он испытал самый настоящий ужас - как если бы купил билет на слишком крутые американские горки.
Потом... кажется, не известно как, они упали с кровати. Гриммджо еще подумал, что, к счастью, Ичиго был на нем, сверху... и остался там...
И еще потом... они снова оказались на кровати, и вновь никто не помнил как. Вроде бы, Ичиго уже начал уставать, а вот Гриммджо - нет. Впрочем, вскоре они с удвоенной силой приступили к изучению друг друга - только теперь уже более вдумчиво, не торопясь... первые минуты три, а затем снова будто сорвались с цепей.
И опять - до почти болезненного желания, до слез из опаленных сухостью прикрытых глаз, до ярких цветных пятен вместо потолка, до грани жизни-смерти-и-еще-черт-знает чего.
Да и какая, ками, разница?
-Произнеси моё имя.
-Гримм.джо.
-Громче.
-Гриммджо!..
Накатило, захлестнуло, и Гриммджо исчез, и Ичиго - тоже, и не осталось таких глупых, бесполезных «он» или «ты», а только единственно правильное «мы».
***
Ичиго сейчас кажется Гриммджо таким маленьким - словно котенок, свернувшийся на груди у хозяина. Теплый, пушистый, уютный. И одновременно - очень большой, потому что, как ни старайся, а Джагерджак не может коснуться его всего, везде и сразу.
Оказавшееся таким хрупким на поверку сердце стучит совсем рядом, бьется как пичужка.
Это он. Его игрушка, его трофей, его глупый рыжий мальчишка. Его.
Гриммджо гладит теплые волосы цвета солнца и смотрит в бездонную глубину карих глаз, где золотыми лучиками, будто маленькими копьями из зрачков, очерчено счастье. Ичиго устало улыбается, шепчет тихо-тихо:
-Я скучал.
Молчание снова воцаряется в утреннем полумраке. Так странно.
Мир, со всеми своими недостатками и достоинствами, медленно продолжает движение в безбрежном океане тьмы.
Сейчас, где-то далеко, тепло тысяч незажженных костров согревает руки, уже не ищущие тепла. Миллионы ненаписанных книг шепчутся, выплескивая бурлящие потоки букв. Чувства, не отпущенные на волю, копятся в темных уголках душ. Неспетые песни, несказанные слова сонмом звуков гудят в головах людей.
Затаились на глазури небосвода пугливые утренние звезды.
***
-Ичиго?
-Да?
-Я хотел сказать тебе.
-Не надо. Я знаю, тебе это неприятно. Я всё понимаю.
-Да заткнись же, идиот. Я. просто должен это сказать. Я наконец всё понял. И я.
- .
-Ками, ты такой придурок! Никчемный глупый мальчишка, бесполезный синигами!..
Но. я умирал без тебя.
Ксо, это так жалко звучит! Чертов Айзен, чертов хогиоку, чертовы людские чувства!
Меня будто огонь изнутри жжет. Знаешь, я чуть с ума не сошел, когда подумал что... убил тебя. Теперь я никому не отдам тебя, слышишь? Я никогда не отпущу тебя. Ты мой. Полностью, с душой и телом. и.
Мне кажется, если я не скажу это, то я просто исчезну.
Я ненавижу тебя, слышишь? Я ненавижу твои чертовы глаза. Я ненавижу тебя за то, что ты жив, а я мертв. Я ненавижу тебя за то, что так привязан к тебе. Я не знаю, умею я, или нет, но. Я люблю тебя, Ичиго.
-Я люблю тебя, Гриммджо.
***
И будет новое утро.
***
Скоро солнце вернется в свои владения, мириадами лучей согревая изломанные, покалеченные и одинокие души.
Потому что солнце не может пропасть совсем. Потому что счастье - оно для всех и каждого.
Солнце никогда не исчезнет.
Это было просто затмение.
Личное затмение Гриммджо Джагерджака.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий